Махно развернул бумажку, забегал по ней круглыми глазами и при общем молчании прочел ее вслух:
— «Батькови Махно.
Армия Буденного 21 апреля выступила из Ростова и пошла на запад через Матвеев курган.
Чирвон».
Волин и Махно переглянулись. «Батько» смахнул на пол тарелки и нагнулся над картой.
— За четверо суток они прошли верст двести, — сказал он, прикидывая на глаз расстояние. — Под Павлоградом Буденный будет дня через три.
— Что будем делать, Нестор Иванович? — спросил Волин. — Видимо, драться придется?
Заложив руки за спину и хрустя пальцами, Махно молча заходил по комнате.
— А шо, если уговорить их к нам перекинуться, Нестор Иванович? — спросил Левка Задов. — Вот было б знатно!
— Дурак! — Махно с досадой кинул быстрый взгляд на него.
— Не выслать ли навстречу им делегацию? — предложил Волин.
— Делегацию?
— Ну да. Предложить им мир, чтобы они нас не трогали, и мы с ними драться не будем, — пояснил Волин. — А если откажутся — взорвем их изнутри!
Наступило молчание.
— Пошлем! — немного подумав, согласился Махно. — Завтра выступим под Павлоград, а оттуда и пошлем делегацию. Щусь, приготовься. Поедешь со взводом. А если с делегацией номер не выйдет, то взорвем их изнутри. Направим своих молодцов: пусть вступают к ним добровольцами. А об инструкциях я позабочусь. И только!..
Параска, молодая румяная баба, вдова, самогонщица, сбегала к колодцу за водой, поставила самовар и засуетилась у печки.
Сунув на угли сковородку с оладьями, она оперлась полным, с ямочкой подбородком на черенок сковородника, рассеянно взглянула на улицу и тут же с криком бросилась к открытому окну.
— Хай тоби, чертова сатана! Хай тоби, шибенник проклятый! [26] Шо це ты зробил, болячка поганая! — ругалась она во все свое звонкое горло. — Ой лихо мне, лишенько! Зачем ты мою свинью вдарил, аж зад потянуло?! Нечистая сила твоя, сатаняка рогатый! Тоби смешно, овцепас, харя собачья, а мени горе!
Лохматый махновец, к которому относилась вся эта речь, выругался в ответ так виртуозно, что баба сначала остолбенела, а потом разразилась целым потоком самой яростной ругани. Но махновец, прозванный за большой рот Хайло, только нагло усмехнулся в ответ.
Вспомнив про оладьи, Параска кинулась к печке и ахнула.
— Оладьи сгорилы!.. Хай тоби, чертяке поганому! Шоб тебе руки, ноги переломало! Шоб тебя бугай забодал! Шоб тебе дышло в бок, байстрюк всисвитный! Турчин! Сатана! — причитала она, произнося без особенной злости привычную брань…
Потом она вернулась к окну с намерением еще поругаться, но Хайло исчез. Вместо него двое вооруженных людей с черными лентами на белых барашковых шапках вели по улице босого человека в рваном тулупе. Взглянув на худое бритое лицо этого человека, со спокойным видом шагавшего между конвойными, Параска сразу смекнула, что одежда на нем была не своя, а «батькины молодцы» переодели его.
«Ось, який дядька здоровый!» — подумала она, сочувственно глядя на задержанного.
Она еще постояла, посмотрела, как махновцы ввели пленного в контрразведку, помещавшуюся наискось от ее дома, и, вздохнув, отошла от окна…
Левка Задов уже целый час бился над допросом задержанного, суля шлепнуть ползучего гада на месте, или же зашить элементу живую кошку в живот, или вздернуть, цуцика на первой осине. Но тот оказался человеком на редкость упорным и стоял на своем, не признавая себя ни красным, ни белым.
— Ты шо?! Ты шо? — кричал Левка Задов. — Ты понимаешь, кто с тобой говорит? У меня не такие, как ты, плакали, просились!.. — Он в ярости застонал и схватился за голову. — Да я с тобой такое сделаю, что родная мама тебя не узнает!. А ну, говори, офицер, зачем приехал на Украину? — произнес он скороговоркой.
— Я уже сказал вам и еще раз повторяю, что я не офицер, а студент, и принадлежу к партии анархистов, — спокойно отвечал человек.
— Ха! Видали мы таких анархистов! — Левка; Задов усмехнулся и откинул со лба вспотевшие волосы. — И шо это такое? Как только какой элемент попадется, так обязательно студент, артист или учитель… Видали мы и артистов. Сам Собинов к нам недавно попался. Петь не захотел. Напрасно батько его отпустил. Я бы с ним поигрался. Он бы у меня все на свете запел!
В соседней комнате раздался отчаянный крик.
— Слышишь, милый! — Левка Задов кивнул в сторону.
Он еще раз внимательно посмотрел на своего собеседника и вышел из комнаты. Джек Пирс глубоко вздохнул.
— Ну? — в нем дрожал каждый мускул. Сердце колотилось с неистовой силой. Им овладела такая слабость, что ноги его словно сделались ватными. Он тяжело опустился на стул и несколько минут просидел неподвижно.
«Да, но что это за человек? — думал он. — И как он мне может помочь?.. Нет, отсюда, пожалуй, не выберешься».
В эту минуту дверь растворилась, и Артен предложил ему следовать за собой.
Джек Пирс никогда не видел Махно. Но когда он вошел в небольшую беспорядочно обставленную комнату с разбросанными по всем углам мешками, седлами и ящиками с торчавшими из них горлышками винных бутылок, он сразу понял, что маленький человек, сидевший за столом и смотревший на него тяжелыми глазами, и был сам Нестор Махно.
— Здравствуйте, садитесь, — Махно показал на пустой стул против себя. — Как ваша фамилия?
— Рубан.
Джек Пирс пожал протянутую ему маленькую волосатую руку и опустился на стул.
Артен вышел из комнаты.
Некоторое время длилось молчание. Махно, нагнув, голову, просматривал какие-то бумаги, в которых разведчик узнал отобранные у него документы.
— Так вы знаете Барона, — сказал Махно, поднимая глаза.
— Послушайте… — Джек Пирс запнулся.
— Меня зовут Нестор Иванович, — сказал Махно.
— Виноват… Так, Нестор Иванович, я не только знаком с товарищем Бароном, мы с ним большие приятели.
— Знаю. Мне Артен говорил. А как вы попали под Гуляй-Поле?
— Я пробирался в Одессу.
— Зачем?
— Я получил сведения, что моя мать находится при смерти.
— Вы одессит?
— Нет, москвич, но у меня там родственники. Я отправил мать в Одессу сразу же после февральской революции.
— Вы не врете?
— Нет, Нестор Иванович. Честное слово!
— Гм… Ну тогда мне все ясно. Вы свободны. Джек Пирс, недоумевая, смотрел на Махно, пораженный столь коротким разговором.
— Как? — спросил он. — Мне можно идти?
— Да, да. Идите, идите, — Махно показывал рукой к выходу.
Джек Пирс молча поклонился и направился к двери. Но не ступил он и двух шагов, как грозный крик «назад!» заставил его остановиться. Он повернулся и остолбенел: — черная дырочка ствола пистолета смотрела ему прямо в лицо. Махно усмехнулся, показав в улыбке крупные, как у лошади, желтые зубы.
— Ну, теперь я вам, кажется, верю, — сказал он, пряча маузер в деревянную кобуру. — Не испугались? Значит, не врете. А бывает, надают в обморок… Ну, садитесь, рассказывайте.
— О чем рассказывать, Нестор Иванович? — спросил Джек Пирс, величайшим напряжением сдерживая охватившую его нервную дрожь.
— Да хотя бы о Москве, — предложил Махно. — Давно мне хочется в ней побывать. Расскажите, что там происходит.
Чувствуя, что на этот раз ему, кажется, удастся спасти свою жизнь, Джек Пирс стал распространяться о последних событиях. То, что Махно в Москве не бывал, давало ему возможность рассказывать, не особо считаясь с действительным положением дел, а так, чтобы его сообщения были приятны Махно. По словам Джека Пирса выходило, что московская организация анархистов за последнее время сильно окрепла и, что самое главное, имеет в своем распоряжении огромные материальные ценности. При этих словах Махно заерзал на стул и только было собрался что-то спросить, как вдруг дверь распахнулась, и Левка Задов с размаху грохнулся на пол.
— Ты что? — спросил сердито Махно.
— Споткнулся.
— Споткнулся? Поди прочь, прохвост! И если еще будешь подслушивать, то я тебе морду побью. И только! Ну? Кому говорю?
Левка Задов молча поднялся и вышел, крепко прикрыв дверь за собой.
— Так вы говорите, что там собраны большие богатства? — спросил Махно, помолчав.
— Огромные, Нестор Петрович. На большие миллионы рублей.
— И это верно?
— Так же верно, как-то, что я сижу перед вами, — отвечал Пирс, переходя на игривый тон. Он уже освоился с положением и, чувствуя, что страшный атаман начинает действительно верить ему, решил пойти с козыря и окончательно выиграть игру.
— Но, — продолжал он, — все эти величайшие ценности являются теперь собственностью того же клуба анархистов. А как вы знаете, отец анархии мыслитель Пруд он известен своим афоризмом: «Собственность есть воровство». Вы, конечно, согласны с таким положением, Нестор Иванович?
